Новости компаний (июнь 2015 года)
3 июня 2015, 18:22 Колина фиалкаО Великой Отечественной войне написано немало книг и рассказов, снято фильмов. И героических, и трагических. События тех лет, с 1941-го по 1945-й, вошли в историю каждой российской семьи, изменили судьбы миллионов людей. Но в каждом случае это была не только всемирная история, но и жизнь конкретного человека, солдата, его родных и близких. У каждого, кто прошел войну, было ее собственное мироощущение. Как и у тех, кто продолжает жить, благодаря безмерному подвигу воинов-победителей. Предлагаем читателям «ДДД» очерк Натальи Мочаловой «Колина фиалка». Нам он показался очень трогательным и личным, необычным по описанию страшной войны словами совсем юного солдатика и его теперь уже взрослой племянницы. «...только что закончился бой. Мы недалеко от передовой на берегу реки, отдыхаем. Погода хорошая, светит солнце. Пули здесь не свистят, только снаряды рвутся часто, так как немцы стреляют по лесу, где мы расположились. Воздух свежий, кругом лес. Здесь много цветов, посылаю тебе, сестричка, и маме в письме фиалку...» Так начиналось очередное письмо моего дяди Коли, разведчика, который в 19 лет погиб под Смоленском. А в тот день он, еще живой, сорвал фиолетовый цветочек и отправил в дальний путь, по которому он пройдет почти полвека. Девятнадцать ему исполнилось зимой 1943-го. В своем, как он всегда писал, «небольшом» послании Коля сообщает: «Мама, 16.01.43 день моего рождения, прошу его отметить. Если есть мука, состряпайте пельмени и покушайте в честь дня моего рождения». А вот отрывок из письма, отправленного летом 1943 года: «...пока придет это письмо, у вас в огороде поспеет кое-что. Ох, и покушать бы огурчиков ваших! Ну, если жив буду, наверстаю». Совсем мальчик, только покинувший родной дом, даже не ощущал страха перед войной или, по крайней мере, не показывал его родным, чтобы не волновать. Он вспоминает о мирной жизни, надеясь уцелеть в этой «мясорубке». Спрашивает сестру, почему она ничего не написала о разливе реки, о том, как проводит время, кто из друзей еще не ушел на фронт. Сообщил, что не получает писем от отца и старшего брата, которые также воевали. Сам рассказывает в письмах, что живут они весело, потому что у ребят есть баян, иногда показывают фильмы, бывают концерты. В мае 1943-го Коля пишет: «Нахожусь на передовой, сделал себе землянку. Занимаюсь наблюдением за противником». В мирное время он был заядлым рыбаком, любил охоту, хорошо ориентировался на местности, поэтому и попал в разведку. И тут же беспокоится в письме: «Заготавливайте, мама, всё на зиму, хотя и трудно это, я знаю. А мы кончим войну и опять встретимся дома, заживем еще лучше...» Увы, этому не суждено было сбыться... Фронтовой друг Коли напишет его маме, моей бабушке: «15 августа 1943 года пришлось брать населенный пункт. Враг оказывал сопротивление, но мы и наши танки пошли громить фашистов. Я и Николай действовали рядом. Разорвался снаряд, и осколок попал ему в лоб. Мы с товарищами подняли его, он был еще живой, перевязали и на носилках унесли в госпиталь. Ранение очень тяжелое, если выдержит, то это – большое счастье. За него я отомщу, и перед ним поклялся бить без пощады фашистов. Будьте уверены в нашей победе». Больше писем от Коли не было, а вскоре пришла похоронка. «Ваш сын... в бою за Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит 15.08.43.» Письма, дорогие сердцу моей бабушки Насти, тихой и невероятно доброй, хранились в сундуке. Почти каждое лето мы, четыре внучки, приезжали к ней. Было традицией достать Колины письма из большого сундука, украшенного с незапамятных времен картинками и вырезками из старых газет, которые мы, естественно, изучали и, конечно же, читали письма с фронта. Особенно трогательным было письмо с фиалкой. Это просто какое-то чудо – видеть, трогать, едва касаясь, этот уже высохший цветочек, сорванный рукой человека, чья фотография всегда, сколько я себя помню, висела над столом. Фото Коли, бабушкиного среднего сына. И ведь что удивительно! Когда мы были детьми, на нас со снимка смотрело лицо взрослого человека, героя войны, но шло время, мы взрослели, а наш Коля с каждым годом молодел. Теперь он для меня, родившейся после войны, по возрасту является внуком. Коля постоянно присутствовал в нашей летней, деревенской жизни – за столом в бабушкином доме, над которым висела его фотография, мы ели, рисовали, читали, играли с дедом в карты. А Коля молча наблюдал за нами. У бабушки в маленькой комнатке были две святыни – Колино фото на стене рядом с репродуктором, а в уголке – икона Пресвятой Богородицы. Думаю, молилась она обеим. Много лет спустя я вспомнила, что бабушка никогда не рассказывала нам о Коле. Никогда не видела ее плачущей из-за потери сына. Видимо, ее горе было очень глубоко внутри, она никого не подпускала даже к воспоминаниям о нем. Когда пришла похоронка, говорят, потеряла сознание. Сама тихо вспоминала о нем долгими зимними вечерами, когда мы, внучки, разъезжались по домам, а они с дедом оставались одни до следующего лета. Только когда мы покидали их небольшой домик, бабушка позволяла себе всплакнуть на прощание. Помню, оборачиваемся, чтобы помахать рукой: она левую руку обернула фартуком, а в правой держит кончик деревенского платка, тихонько утирая слезы. Так и стоят они рядом с дедушкой, прощаясь с нами перед долгой зимой. Жаль, что я не узнала у них никаких подробностей о жизни Коли. Остались лишь фотографии – сурово глядящие на нас из прошлого лица, его письма к сестре и маме, листочки из блокнота, куда он записывал имена боевых товарищей, слова песен... Небольшие листочки бумаги, на которых тонко подточенным карандашом маленькими буквочками вел какие-то записи. Их прислала матери Коли замечательная медсестра Антонина из госпиталя, куда его доставили после ранения. Удивительно, но записи, сделанные в далеком 1943-м, такие четкие, словно написаны пару лет назад. Шло время, мы подрастали и все реже приезжали к бабушке с дедом. Я работала экскурсоводом, а в том городке, где они жили, открылся краеведческий музей. Никто, кроме меня, не захотел возить туда наших городских туристов. Я согласилась сразу, потому что хорошо знала городок и его историю, а еще могла забежать в гости к родным. Когда в музее готовили зал, посвященный Великой Отечественной войне, я проговорилась, что у бабушки хранятся письма с фронта. А позже об этом очень пожалела. Бабушку уговорили, она отдала все письма, включая то, где была ФИАЛКА. Приезжая с группами экскурсантов, я всегда подходила к витрине с Колиными треугольничками и любовалась цветком, который просто лежал на открытом письме, ничем не закрепленный. А однажды я с ужасом обнаружила, что фиалки на месте нет! Сотрудники музея с горечью сообщили, что наводили порядок, открыли витрину, пронесся сквозняк, и цветочка не стало... Он даже не долетел до пола, рассыпался в воздухе, превратившись в прах. Вот так завершился путь той маленькой фиалки, занявший почти полвека. 46 лет она мирно лежала в сундуке бабушки, которая берегла ее. Изредка доставала из солдатского конверта и вспоминала своего Колю, тяжело раненного в голову и умершего в августе 1943-го в Смоленской области, где он был и похоронен. «Я вас любил, я жизнь любил, но не моя вина, что мало жил... Теперь для вас я ветром стану, березкою, травинкою, цветами. Дотронься, мама, это – я». Нет Коли, нет фиалки, но есть ПАМЯТЬ, вечная память о павших. И она не угаснет. Каждый раз в зале музея, где рассказывают о войне, я подхожу к Колиной фотографии, сделанной перед его уходом на фронт. На меня с нее внимательно смотрит молодой человек, мой дядя, который теперь моложе меня на 47 лет, отдавший жизнь за Родину. Загорелое лицо простого паренька с белой полоской лба, видимо, от кепки, которую он носил в то последнее, пока еще мирное для него лето. Я говорю ему: «Привет, Коля!» А в ответ тишина... Наталья МОЧАЛОВА
Выскажите своё мнение о новости
|
возрастная